Перекинуться словами, я, конечно, могу. И обсудить общую проблему – например, с мамами на площадке про садики-школы, погоду-природу…
Однако, когда я присматриваюсь к ним поближе, я понимаю, что продолжить общение в более близком контакте мне неинтересно… Ни с кем из них.
Я замечаю.. что на более глубокие темы… я могу поговорить только с тобой и с мужем.
Большинству людей невозможно рассказать о своих чувствах, как будто это табу…
В ответ я слышу либо спасательские лозунги, либо такие же спасательские советы, молчание, агрессию и прочие защиты.
Как будто там, на другой стороне, не знают, что делать с чувствами, и торопятся их «замять».
…Как-то я пожаловалась человеку, с которым, как мне казалось, это возможно, о своих непростых отношениях с мамой.
Моя приятельница или подруга? – затрудняюсь определить уровень наших взаимоотношений – так вот она тоже пыталась заткнуть меня: «Ну сколько можно ворошить прошлое? Ты уже выросла, живи настоящим!».
Я не нашлась сразу, что ответить, но чувства были премерзкие – как будто я открылась своим мягким животом, а в него ткнули чем-то острым, и ткнули довольно сильно.
Немного поразмыслив, я решила, спустя некоторое время, все-таки выразить свои чувства по поводу инцидента. Я не хотела оставлять его без внимания.
Я написала письмо, ибо так мне было легче. Меня пробирала дрожь, я боялась еще одной оплеухи, но оставить себя без защиты, а другого человека в неведении относительно случившегося, я уже не могла.
У нас была довольно-таки тяжелая переписка, меня бросало то в жар, то в холод, то в ужас, то в надежду…
- Похоже, вы погрузились в тот самый пласт чувств и нужд, котором ты говорила раньше, который тебе необходим в отношениях... и там тебе было непросто.
- Конечно, непросто! У меня же почти нет опыта прояснений – только с тобой и с мужем… Раньше всегда защищалась, сваливалась в сарказм…. Нападала, и ничего хорошего потом не было! Был «осадок», ощущение увечья, и желание немедленно прекратить отношения!
…. Слушая женщину, я испытываю смешанные чувства – с одной стороны, я переживаю за нее, и даже, в какой-то степени, сливаюсь, встаю на ее сторону; с другой стороны я радуюсь, и горжусь, что она рискует взаимодействовать в таком непростом контексте, не бросает себя, опираясь на свои переживания как на свои истинные, делает попытку приблизиться к Другому, рассказывая о себе и пытаясь услышать его.
Любуюсь смелостью и отвагой, сочувствую ранимости.
...Потом мы снова говорим о ее нынешнем ощущении – действительно ли она спесивая и высокомерная, как говорит ее мама, если ей не хочется общаться на предложенном бытовом уровне, где нет подключения к своим ЛИЧНЫМ чувствам, ценностям и опыту? А вдруг ее мама права, когда говорит ей: «Ты общаешься только тогда, когда тебе что-то нужно от родных?»
А может, все наоборот? Если мать и другие родственники не подключаются к своему личному пласту переживаний, и не могут поддержать этот контакт с собой и Другим, и могут предложить для общения только то, что связано с выживанием, значит, они сами навязывают ограниченный и неудовлетворительный уровень контакта.
…Терапия запускает процесс изменений, переосмысления своего места среди других людей. Благодаря регулярному контакту с собой мы меняемся, меняются наши выборы и приоритеты.
В самом начале такого пути «мне не интересны люди» может означать защитную позицию человека, который не доверяет миру.
На другом отрезке пути такое признание может означать свершившуюся сепарацию, когда человек уже смог обнаружить себя, отделить от других, и стал более разборчивым в своих связях, что, на мой взгляд, отражает естественный порядок вещей. Ибо разборчивость является следствием понимания и принятия своих нужд и чувств.
